Доброе слово

Пост есть учительница умеренности, мать добродетели, воспитательница чад Божиих, руководительница беспорядочных, спокойствие душ, опора жизни, мир прочный и невозмутимый; ее строгость и важность умиряет страсти, угашает гнев и ярость, охлаждает и утишает всякие волнения, возникающие от многоядения.

св. Астерий Амасийский

Протоиерей Александр Соловьев — о лечении алкоголизма и духовной помощи

Отечественной войне». Двоюродные братья отца погибли на фронте. Один под Киевом, другой — под Ржевом, третий — под Сталинградом. Все это — часть большой родословной нашей семьи. Горжусь.

— Ваш отец после войны тоже принял сан. Трудно было быть сыном священника?

— По тем временам очень трудно. С малых лет он водил меня в храм. Псалтирь на церковнославянском я научился читать лет в пять.

Помню, учился я уже в четвертом или пятом классе. Идем однажды с отцом на пасхальную ночную службу, проходим сквозь строй дружинников с повязками, а они спрашивают: «Мальчик, ты куда? Зачем? В какой школе учишься?» Отец говорит мне: «Не отходи от меня ни на шаг» — и крепко держит за руку. Жили мы тогда на Урале.

Попал я школьником в больницу с аппендицитом. Хирург разговорами отвлекает: «Где учишься? Пионер — не пионер? Кем папа работает?»

Учителей в школе запомнил хорошими людьми, ничего обидного в свой адрес от них не слышал. А от детей некоторых доставалось. Но отец говорил всегда: «На клички и обзывания не реагируй». Я так и делал, и потому ни одна кличка ко мне не приклеилась. А сменил я три школы по причине наших переездов.

— Внешне можно скрыть чувства, хотя ребенку это довольно сложно, а что внутри происходило?

— Постоянный стресс. Внутри всегда было напряжение. К священству тогда было очень предвзятое отношение. «Это опиум для народа, корыстолюбцы», — не самое обидное, что приходилось слышать.

— Это же были времена пионерии, комсомола. Что было, когда пришло время повязать красный галстук?

— Во втором классе классный руководитель говорит: «Дети, кто хочет быть октябренком? Поднимите руку». Все подняли, я сижу. «А ты, Сашенька, разве не хочешь?» Ну и я поднял руку. Учитель — авторитет, а я — ребенок.

Когда пришло время принимать в пионеры, отца вызвали в школу. Он же фронтовик — готовился к «сражению», ночь не спал. Но все прошло мирно. «Собираемся в пионеры принимать детей», — говорят ему. Он отвечает: «Пожалуйста, принимайте». «А как же Саша», — спрашивают. «Ну, пожалуйста, принимайте, но как он в храм ходил, так и будет ходить». — «Наверное, ему обидно будет». — «Кому? Моему Саньке? Нет».

На линейке мне вручили тогда похвальную грамоту за отличную учебу и книгу Гайдара «Школа».

Однажды в школьном коридоре директор хвать меня за руку — «почему без галстука?» Ну я и отвечаю, что не пионер. Он тогда сказал, чтобы я носил черный, мужской.