Доброе слово

Пост есть учительница умеренности, мать добродетели, воспитательница чад Божиих, руководительница беспорядочных, спокойствие душ, опора жизни, мир прочный и невозмутимый; ее строгость и важность умиряет страсти, угашает гнев и ярость, охлаждает и утишает всякие волнения, возникающие от многоядения.

св. Астерий Амасийский

Блаженная Ксения – премудрая вдова

Ксеньюшка – ласково называла ее одна добрая душа из моих чад. В этом ласкательно-уменьшительном именовании не было какой-то фамильярности, недопонимания величия подвига святой подвижницы. Никого из святых она «упрощенно» не называла, а вот блаженную Ксению не иначе как так: ласково, нежно, по-домашнему.

ыло немножко непривычно, однако, чувствовалось что-то естественное, органичное и… правильное в этом «неформальном» упоминании величайшей русской святой. Быть может, потому, что сама эта добрая душа, так запросто ее называвшая, своей искренностью и тем, как на нее иной раз реагировали здравомыслящие» люди, заслужила почетное звание «лакмусовой бумажки». А может быть, просто потому, что в блж. Ксении как ни в ком другом просияли простота и умаленность, рядом с которыми (и в отношении которых) все «правильное», «великое», «чинно-благолепное» видится до комичности несовместимым.

«Безумием мнимым безумие мира обличивши…» – как хорошо сказано! Вот, уже почти 25 лет мы поем тропарь блж. Ксении, но всякий раз весь его текст и особенно эти слова удивляют своей глубиной, точностью и, как принято говорить среди художников, «найденностью» (в РПЦЗ блж. Ксения была прославлена на 10 лет раньше, но слова того тропаря как-то «не торкали»). Однако художественно-поэтическое достоинство любого церковного текста заключается не в одном лишь эстетическом совершенстве формы, а в том, насколько она способствует явлению незримой, до конца непостижимой и неописуемой сути духовной истины. Лучше, чем в этом тропаре, о сущности юродства Христа ради сказать невозможно.

Только вот, что надо иметь в виду: различные чины святости – это не какие-нибудь «специализации», а примеры торжества единой благодати Божией в многообразных вариантах, обусловленных историческими или же личными обстоятельствами святого, его образом жизни или положением в Церкви и государстве; единой благодати, различно проявляющейся, в зависимости от жизненного поприща и конкретной ситуации в любом христианине; единой благодати, которой не чужд никто из нас – «во Христа крестившихся», хотя порой и не торопимся в Него облечься

Каждый чин святости, поэтому, не «всего лишь» повод испытать восторг сродни эстетическому наслаждению в музее или театре, восхищаясь «возвышенным», «воспаряя» в катарсисе, «приобщаясь к прекрасному», чтобы потом, как ни в чем не бывало, вернуться в суровые будни, где говорят пушки, а музы молчат (ведь мы же с вами понимаем, что прекрасное – это в другом мире, это удел тех, кто пишет, рисует, сочиняет – одним словом, фантазирует, «витает в облаках», а реальная жизнь диктует свои законы…).

Напротив, это – ориентиры для каждого из нас, вопреки расхожему мнению, что мы, например, не монахи, чтобы подражать преподобным, не архиереи, чтобы подражать святителям, не