Я подумал: «Слава Богу». Как жить с протезом ноги

Сейчас Александр женат во второй раз, воспитывает двух детей и руководит организацией «Содействие больным саркомой». Для этих людей одно из самых сложных решений – операция по ампутации больной ноги или руки. Бочаров помогает им принять неизбежное и жить дальше, тем более что современный протез – это практически собственная нога.

19-летний Александр Бочаров, конечно, не был готов к ампутации правой ноги. Он старался избегать этой темы и менял врачей, как только те начинали говорить про операцию. С юношеским максимализмом и пафосом Александр заявлял маме, что хочет, опустив голову, видеть оба ботинка.

К тому моменту он уже несколько лет боролся с остеосаркомой. В правую ногу вместо сустава, который пришлось удалить вместе с опухолью, ему поставили эндопротез — искусственный сустав, но, как это часто бывает, возникло инфицирование. Пока врачи боролись с инфекцией, случился рецидив опухоли, она поразила больший участок, появились метастазы в легких, и ампутация ноги, причем на достаточно высоком уровне, была уже вопросом жизни, а не желания. К тому же опухоль росла и доставляла сильную боль.

— Опухоль была уже таких размеров, что она не помещалась в мой ортез, который держал ногу без сустава, поэтому несколько месяцев я мог только лежать. Когда сказали, что будет ампутация, я подумал: «Слава Богу», — рассказывает Александр.

Сразу после операции он почувствовал облегчение. Год ходил на костылях, а потом попросил самый простой в использовании протез, чтобы как можно быстрее научиться им пользоваться.

— Давай сделаем тебе получше? — предлагали врачи.

— Нет, я хочу, чтобы встал и пошел. Чтобы дорогу можно было перейти, пока горит зеленый свет светофора.

Первый протез Александра был по сути палкой, сгибающейся в области колена, и как научился он ходить на этой палке — неправильно, резко — так и продолжает ходить неправильно уже на суперсовременном протезе за три миллиона рублей. На самом деле была еще одна причина, почему Бочаров не думал о качестве протезирования — три года после операции, до 2010-го, он был пациентом паллиативного отделения.

— Прогноз неблагоприятный, я скоро умру, зачем мне этот протез? Я такие соображения никому, конечно, не озвучивал, особенно маме. Пока