Почему сегодня человек не успевает понять свое место в мире

Вот у того же Довлатова – при всей его манере изложения, в итоге читается боль, надрыв…

– Да, в произведениях Довлатова бывает и больно, и тяжело, но там есть самоирония, которая спасает его героев и читателя в этой ситуации. Самоирония есть и в книге «Москва – Петушки» Ерофеева. Мне очень нравится, когда тексты самоироничны. Например, рассказы Зощенко, при всей восхитительной забавности, в них большая глубина. Так что, получается, просто посмеяться, без подтекста и поиска смыслов в литературе мы не можем. Даже в таких прекрасных смешных текстах, как некоторые произведения Юза Алешковского.

– Ваша новая книга «Чертеж Ньютона» – о чем она?

– В моей книге герой ищет пропавшего в Иерусалиме отца и волей-неволей вынужден проживать ту жизнь, которая была ему неведома: читает дневники отца, пытается распутать те тропы, которыми он путешествовал по Израилю.

– То есть опять тема пути, которая важна и в вашем творчестве, и вообще в мировой литературе? Почему все время нужно искать?

– Я не настаиваю, что форма пути – единственная для повествования. Бродский писал: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибки».

Взять того же Кафку, который всю свою жизнь работал страховым служащим и никуда особенно не путешествовал. Тем не менее, Кафка написал роман «Америка», который отличает предельная точность. Кафка писал пророческие тексты о местах, в которых никогда не был. А бывают пустые путешествия. Например, Марк Твен путешествовал по Святой Земле, и ему там ничего не понравилось, кроме замка крестоносцев на севере страны. Или взять путешествие Льюиса Кэрролла в Москву, он здесь практически ничего не увидел, все его описания очень похожи на то, как он идет по другой планете и видит инопланетян. Это не очень содержательные путевые заметки.

– Для чего вам важно спараллеливать эти пути – пути духовного поиска и пути физического передвижения?

– В «Чертеже Ньютона» я попробовал реализовать свой интерес к вопросу историзма библейского повествования. Узнать в полной мере историзм в библейском повествовании невозможно, не включив сюда логику движения. Меня интересовали раскопки, конкретные ландшафты, в которых мог оказаться, например, Самсон, побеждающий с помощью ослиной челюсти филистимлян. Мне важно было осмыслить места, где, скажем, мифический Давид справляется с не менее мифическим Голиафом. Когда есть хоть какая-то вероятность того, что ваши следы могут совпасть со следами библейских героев – это же потрясающе интересно.

– Там будет топонимика библейской истории?