Доброе слово

Пост есть учительница умеренности, мать добродетели, воспитательница чад Божиих, руководительница беспорядочных, спокойствие душ, опора жизни, мир прочный и невозмутимый; ее строгость и важность умиряет страсти, угашает гнев и ярость, охлаждает и утишает всякие волнения, возникающие от многоядения.

св. Астерий Амасийский

Почему сегодня человек не успевает понять свое место в мире

/>

– И топонимика, и топография, и топология – в Израиле сложно организовано пространство. Например, Иерусалим – это классический тель. Тель – археологический термин, который означает холм на месте древнего поселения. Почему в Месопотамии нет никаких особенных археологических раскопок? В Месопотамии огромное количество воды. Люди селились вдоль рек и не оставляли после себя никаких наслоений. В таких местах, как Иудейские горы, источник воды всегда находится в одной точке, и люди испокон селились на одном и том же месте. И получалось так, что старые камни использовались для новых строений. Таким образом, Иерусалим представляет собой своеобразный пирог, состоящий из десятков слоев разных городов.

– Вы как-то сказали, что ландшафт важнее и таинственнее государства. Какие для вас есть значимые ландшафты?

– Я считаю себя человеком, погрузившимся в четыре ландшафта. Первые два – это ландшафт Прикаспийской низменности и полуострова Апшерон, где развиваются действия романа «Перс». Для меня, вне всякого сомнения, важна Москва, где проходит действие романа «Матисс». И Израиль. Что такое Прикаспийский ландшафт? Там когда-то был Итиль, столица Хазарии. Потом уровень моря поднялся, разливы Волги стали гораздо более обширными. Таким образом, природа уничтожила целую страну, целую эпоху. Ты попадаешь в эту Прикаспийскую низменность и, так или иначе, начинаешь думать об Атлантиде, которую представляла собой Хазария. Апшерон – это ландшафт, насыщенный древнейшим ископаемым – нефтью. Москва – это сплошные катакомбы, секретное метро, там всё остросюжетно и интересно. Израиль – это ландшафт библейской истории, – тоже невероятно интересно и близко.

– Где-то прочитала критику, что вы – писатель для интеллигентов. Писатель может быть для кого-то?

– Нет, конечно. Писатель может быть только для самого себя. Он пишет для себя, и в той мере, в которой он интересен самому себе, он может оказаться интересен и другим людям.

– Когда читаешь вашу прозу, в ней часто звучит ритм ваших стихотворений. Это сознательный прием?

– Заикающимся людям рекомендуют петь, потому что в непрерывном течении певческой речи они могут нащупать тот момент, который бы им позволил не замыкаться на заикании. Точно так же и стихотворная речь – она тоже певческая. Случается, что я перехожу на писание в столбик, а потом все собираю, и получается рассказ. Бывает наоборот, когда я пишу цельным куском, а потом, приглядевшись к нему, разбиваю на строфику и у меня получается стихотворение. Для меня это вполне естественный способ извлечения текста.

– Для чего существует литература – наслаждаться фактурой текста или поиском высшего значения?

– Для меня важно и то,